ВИРТУАЛЬНЫЙ МУЗЕЙ 
Советских репрессий в Беларуси 
     
ПУБЛИКАЦИИ
     
Ирина Романова. “Нам Сталин разрешил молиться Богу”: Противостояние верующих и государства в 1937 году

Аннотация: Статья посвящена исследованию противостояния властей и верующих в 1937 году. До середины 1930-х годов большевики, видимо, были уверенны если не в полной своей победе над религией, то в эффективности контроля над ней. Однако, действительность свидетельствовала про обратное. До середины 1937 года верующие и священники снова были включены в общий шквал репрессий, особое внимание при этом уделялась православным и так называемым сектантам.

Ключевые слова: религия, верующие, сопротивление, репрессии, БССР.

До середины 1930-х годов большевики, видимо, были уверены если не в полной своей победе над религией, то в эффективности контроля над ней. В пользу этого свидетельствуют факт провозглашения в Конституции СССР 1936 года (1937 год БССР) свободы вероисповедания, придание политических прав священникам, включение в анкету переписи 1937 года вопроса о вероисповедании. Эта перепись кроме всего прочего должна была наглядно продемонстрировать успехи атеизации советского общества, в инструкциях по её проведению специально подчеркивалось: фиксироваться должен не факт принадлежности человека к какой-либо конфессии в прошлом (например, по факту крещения), а реальное его отношение к вере в данный момент.

Как свидетельствуют многочисленные сообщения различных местных органов власти, деревенские жители были убеждены, что перепись проводилась прежде всего с целью выявления верующих. Поиск объяснений, для чего это нужно властям, вызвал настоящую панику среди населения, а сама перепись стала своего рода тестом на доверие к властям (см.: Фицпатрик, 2001, Курляндский, 2011 г., Романова, 2012, Жиромская, 2000). Все разговоры вокруг возможных последствий переписи власти относили к числу контрреволюционных со всеми вытекающими отсюда последствиями (НАРБ, д. 923, л. 1).

Свойственная деревенской вере неканоничность, примесь традиций, позволяла крестьянам в условиях гонений на церковь отступить, “спрятать себя в свой собственный мир” (Lewin, 1985: 70). Тем более, что большинство форм религиозных обрядов в случае необходимости можно было совершать без священников и церквей: для ежедневных и воскресных молебнов было достаточно икон, Библии, а молиться можно было и дома, в лесу. Однако такая неканоничность в условиях подпольного существования имела последствием трансформацию, говоря на языке властей, в “секты апокалиптического и противогосударственного характера” (см. Федоренко, 1965). Наглядным примером чему являются так называемые молчуны Лепельского района (см. Романова, 2012, Романова, 2012).

После принятия Конституции борьба “верующих и церковников” (которые не были еще арестованы и не пошли в подполье) приобрела новый характер, они действовали в соответствии с законом, но вопреки власти, и вместе с тем со ссылкой на самый высокий властный авторитет: “Нам Сталин разрешил молиться Богу”. Так, в Бешенковичах на этом основании иудеи требовали вернуть им синагогу, а евангелисты, доказывая свое право на проведение собрания, зачитали председателю райисполкома статью Конституции о свободе вероисповедания и так далее (НАРБ, д. 988, л. 348-399).

По всей стране развернулась кампания по сбору подписей за открытие церквей, костелов, синагог, за возвращение священников. Только под заявлениями с просьбой об открытии недействующих церквей за 1936 и 1937 года по БССР было собрано до 90 тыс. подписей (НАРБ, д. 1400, л. 66). Собирались подписи под петициями с просьбой отслужить Пасху и т.п. С целью добиться официального разрешения на открытие церкви крестьяне собирали деньги и посылали делегации в Минск и даже Москву. Делегации из городка Копыль, деревень Старый Шклов, Княжицы добрались до столицы СССР. Собирались средства на выкуп арестованных священников (НАРБ, д. 1027, л. 196-253).

Верующие пытались вернуть себе церковь, костел, синагогу самостоятельно: если не запрещено, значит – разрешено. Так, в Капустинском сельсовете Кировского района староверы взломали замки на закрытой председателем сельсовета церкви. В самой церкви они выступили с благодарностями в адрес Сталина за “разрешение открытия церквей и совершения религиозных обрядов”, ссылались на новую Конституцию (НАРБ, д. 988, л. 348-399).

Волна выступлений за открывание церквей прошла накануне Благовещения.

Накануне Пасхи в 1937 году райкомы получили телеграмму ЦК о принятии мер, которые бы предотвращали выступления церковников в пасхальные дни “. По линии райотделов НКВД были “приняты меры в местах наиболее активной деятельности церковно-сектантских элементов”. Кроме того, в сельсоветы камандиравалися члены райпартактива (должны были там находиться с 30 апреля по 3 мая); во всех сельсоветах и ​​райисполкомах на этот период устанавливалась круглосуточное дежурство. Райотделы НКВД должны были ежедневно информировать секретарей РК о настроениях населения в связи с пасхальными днями (НАРБ, д. 1028, л. 276-277).

На Пасху народ пришел в костелы и церкви (см. Калинина, 2012).

Выборы в Верховный совет должны были состояться в конце 1937 года. Впервые выборы были всеобщие, равные, прямые и тайные. Власти учитывали вероятность того, что “церковники и сектанты» могут попытаться “выдвинуть своих людей” в органы власти. Еще 27 марта 1937 года из центра в местные управления НКВД был разослан циркуляр “Об усилении работы по церковникам и сектантам», в котором отмечалось, что именно в связи с предстоящими выборами необходимо принятие всех мер, чтобы ставленники церкви не прошли в низовой советский выборный аппарат, в Верховный совет. Кроме того, в нем содержался приказ об усилении агентурной и оперативной работы по «церковники» и поклонниках сект (Курляндский 2011: 516-517).

К 5 мая комитетом партии всех уровней надлежало прислать в ЦК КП (б) Б докладные записки о состоянии антирелигиозной прапаганды и работы церковников и сектантов, еврейских религиозных общин, так как “надо иметь в виду, что все они в современный момент не столько агитируют за своего “бога”, сколько готовятся к выборам – пытаясь в своей агитации использовать новую Конституцию и все наши недостатки в колхозах, совхозах, МТС, а также некоторые трудности текущей весны “(НАРБ, д. 1009, л. 505-506) .

Главное внимание в 1937-1938 годах было обращено на так называемых сектантов и православную церковь, которые якобы действовали заодно и имели “своей задачей создание единого антисоветского фронта”, “находились на службе германо-польской и японской разведок и имели своей целью организацию шпионско-повстанческих кадров “(Хаустов, Самуэльсон 2009: 407-414).

А в конце июня 1938 года нарком внутренних дел БССР Наседкина отмечал успешность оперативного удара органов НКВД БССР “по организованному антисоветскому подполью церковников и сектантов и по церковно-сектантском активу”. На 21 июня 1938 года в БССР осталось только две православные церкви, в Орше и Мозыре, и было учтено 15 священников, из них 13 тех, кто снял сан. (НАРБ, д. 1400, л. 56)

Уничтожить церковь как институт оказалось проще, чем то, что на языке властей называлась “религиозным фанатизмом” ее поклонников. Ломка всех жизненных устоев, воинственная антирелигиозной политика, массовые репрессии стали причиной трансформации религиозных институтов, привели к возникновению новых форм проявления религиозности, новых видов самоорганизованным религиозных систем. Закрытием церкви или костела атеизация общества не обеспечивалась, неприятие же большевистской власти приобретала радикальную религиозную окраску.

Библиография

1. Жиромская, Валентина (2000). Религиозность народа в 1937 году (по материалам Всесоюзной переписи), Исторический вестник: 5.
2. Калинина, Анна (2012). Христианские конфессии Советской Белоруссии в 1929–1939 гг.: активные и пассивные формы сопротивления в Государство, религия, церковь в России и за рубежом. Москва, 3–4: 181–204.
3. Курляндский, Игорь (2011). Сталин, власть, религия (религиозный и церковный факторы во внутренней политике советского государства). Москва.
4. Нацыянальны архіў Рэспублікі Беларусь у Мінску (НАРБ). Ф. 4-п. Воп. 21.
5. Раманава, Ірына (2012). Кляйменне Чырвонага дракона. Усесаюзны перапіс насельніцтва 1937 года і яго трактоўка ў сялянскім дыскурсе, Arche, 3: 246–262.
6. Романова, Ирина (2012). «Лепельское дело»: от молчаливого бунта до широкомасштабных репрессий в: V Лепельскія чытанні: матэрыялы навукова-практычнай канфернцыі (21–22 верасня 2012 год, горад Лепель). Віцебск, 121–130.
7. Федоренко, Федор (1965). Секты, их вера и дела. Москва.
8. Фицпатрик, Шейла (2001). Сталинские крестьяне. Социальная история советской России в 30-е годы: деревня. Москва.
9. Хаустов В., Самуэльсон Л. Сталин, НКВДирепрессии 1936–1938 гг. Москва.
10. Lewin, Мoshe (1985). Popular Religion in Twentieth-Century Russia in The Making of the Soviet System: Essays in the Social History of Interwar Russia. London.

Источник: Трэці міжнародны кангрэс даследчыкаў Беларусі. Працоўныя матэрыялы. Том 3 (2014)